А знаете... Давно пора что-то менять. Кардинально. Срывая кожу, добраться до сердца, пережать пульсирующие ниточки артерий, поменять местами вены, смешать синюю и красную. Нельзя так больше. Не дышится. Не мечтается. Зачем довольствоваться пеплом сгоревших цветов, когда можно вырастить живые в садике под окном? Зачем дарить стихи, сухие слова и рвущие душу песни, когда можно подарить себя? Больно, однако. Но не больнее, чем каждый день. Можно выдержать даже без ежедневного нытья и плаксивых записей, без ненависти к самому себе.
***
Я хочу, просыпаясь, видеть рассвет и шептать ему глупые признания. Хочу резать руки, ибо боль есть очищение. Хочу строго дозированного мрака и капельку нежного света. Хочу перестать постоянно думать о тебе.

Та, что была со мной, где ты теперь?
На другой полосе, если можно вместе все.
Та, кого вел домой, недавно вроде бы
На работе я, на охоте ты.
Спорю с самим собой: чудак, ну давай дружить
Как то надо же жить, хлеб жевать, воду пить,
Болеть, глотать драже, комментить твой ЖЖ,
Настроение держать на восьмом этаже...

Знать бы хотя бы где ты, с кем ты
Тепло ли там на твоей планете
Слать бы тебе конвернты, как Кай Герде
Кубики изо льда прямиком в никуда...
Знать бы хотя бы с кем ты, как ты...
Чесно кормлю кота, поливаю кактус
В гости к тебе идти по парапету
И не верить бреду, что тебя нету...

В какой-то степени забавно... Забавно, что я только сейчас начинаю понимать, как привык читать по утрам твои сообщения, тут же перезванивать, слышать вечно ироничный хрипловатый голос, обсуждать любую чушь вплоть до меню нашего общего завтрака, пусть и готовится он на двух разных кухнях. Забавно, что у нас, оказывается, было столько общих знакомых и разных интересов, столько нераскрытых тем и больных воспоминаний. Забавно... У меня остались твои диски. Ты забыла о них сразу же, а я периодически вспоминал, обещая непременно вернуть их в самом ближайшем времени. А вот так... Не успел. Вернуть.
И за каким фигом тебя только понесло на эту сраную дорогу?! Кого ты пыталась догнать, зачем споткнулась посреди проезжей части? Дура-дура-дура-дура!
Ненавижу тебя.
Я буду очень-очень скучать.
Забавно... Ты же была первая, с кем я сидел в первом классе. Первая, на ком я тренировался в дёргании за косички, первая, кого я осмелился пригласить на танец, и последняя, кому, не думая, признавался в любви.
Самая верная, самая лучшая, майне бест ами. До скорой встречи.
***
На стене храма выбит стих под названием "Утрата". В нём всего три строчки. Но поэт соскрёб их. Утрату нельзя прочесть, ее можно лишь прочувствовать.

Пишет  Shagel:

Pain Killer
Наркотиком под кожу, обязательно внутривенно, чтобы стиснуть зубы и стереть пот со лба.
Выставить все будильники на одно и то же время, обязательно, когда весь мир даже и знать не знает о таком коварном плане.
Выбросить из дома все вещи о ком-то дорогом, но принесшем столько боли.
Порвать старые одежды. Бабочки живут только один раз, и плотные коконы им ни к чему.

Оно убивает боль. Тупит ощущение пустоты в груди. Оно раздавливает грусть. Оно шипит, клокочет в легких вместе с кровавым кашлем.

Она танцует.
Пока она танцует, весь мир может хоть сто тысяч раз развалиться к чертовым матерям, проваливать к дьяволу, ей плевать на все на свете проблемы и катастрофы...

Потому что наркотиком в вену.
Потому что уже нагая. Разорвала старую кожу. Снимала пластами, отдирая с болью и криками, выпивала до дна своего яду, того, что положено на долю каждого человека, потому что уже отстрадала свое. Потому что уже закрывала лицо пластиком, чтобы ничего не знать и не видеть. Потому что уже - Бабочка...

И крылья. Я таки смогла создать эти крылья.
К черту всех и все.

URL записи

Жизнь – игра, у тебя нет масти
Смерть к тебе не питает страсти
Жизнь тебя проиграла стуже
И Смерти ты не нужен…
(с) Кукрыниксы

Сегодня, вынырнув из клубов табачного дыба, предо мной предстало чудеснейшее в своей простоте откровение. На этом свете я никому не нужен. Абсолютно.
Вся моя жизнь – сплошное притворство. Притворялся крутым в 14 лет, и в итоге получил зависимость от никотина в 20. Прикидывался раздолбаем, пока наряд не прирос к телу. Прикидываюсь, что дневник – это собеседник, чтоб было с кем поболтать… А на самом деле прекрасно знаю, что дома меня никто не ждёт, кроме кота, которому просто больше некому кормить. Но, думаю, он с лёгкостью найдёт другого хозяина, если основательно припечёт и захочется свежего мяса. Все мои влюблённости кратковременны и эфемерны. Я так и не сумел дать другим людям что-либо важное, оторвать для них кусок собственной души, привязать их к себе. Не научился оставлять более вещественный след, чем случайная запись на стене.
Друзья забудут обо мне через неделю. Семьи у меня не осталось. Окна в моей квартире покроются пылью и разлетятся по осколочкам, и стеклянные грани будут переливаться всеми спектрами радуги. Доиграет диск в медиа-преере, и мягкие оковы тишины соединят время и пространство. Маать, как же нестерпимо больно...
Одиночество, это когда любишь, но тебе некого любить. Если ты читаешь это, значит я морально сдох. Весной крылья не растут, понимаешь? Хотя да, весна тут ни при чём.

Мое море давным-давно перестало быть тихим. Свинцово-зелёное, как радужная оболочка лучистых глаз Съерриана, оно бешено завывало в гулких расщелинах прибрежных скал, яростно накатывало на отвесные берега, стремясь сокрушить вековую преграду, что никак не хотела пропустить разгневанную стихию покорить всю сушу без остатка. Куда девались прозрачные воды, сквозь которые видно мельчайшие песчинки, а разноцветные рыбки беззаботно водят стройные хороводы? Где полный невыразимого достоинства шепот волн, лениво переворачивающих тяжёлую гладкую гальку? Где же лазурное небо, плавно перетекающее в море на горизонте, с облачками, похожими на комья пушистой сахарной ваты? Где?!
Спятивший ветер разогнал нежные, беззащитные клочки «белогривых лошадок», и небо заполонили низкие, наполненные мириадами не пролившихся слёз тёмно-фиолетовые тучи. Они переговариваются грубыми рокочущими голосами, и эхо их слов застывает вдали. Им вторят громоподобные обвалы, и многотонные каменные глыбы, с невыразимым грохотом отрываясь от скал, катятся в море и исчезают в бушующей бездне, поднимая фонтаны искрящихся брызг. Как ранний снег, капельки морской пены оседают на распростёртых руках, на лице и одежде, перемешиваясь со слезами в кои-то веки искренней радости. Холод пронизывает до костей, но что за беда? А всё дело в том, что в моем обычном море, больше похожем на затянутую тиной лужу, вода была ледяной каждый чёртов день.



Раскинув руки, словить ветер в объятия. Пропустить его сквозь себя каждой клеточкой, каждым нервным окончанием ощутить его свободолюбивый дух, его необузданность и особую страсть, присущую лишь умалишенным. Шагнув к самой кромке берега, вдыхать перенасыщенный солью воздух, и плакать, и плакать, и плакать, не опасаясь рассказать беснующемуся морю о своей боли, о невыносимом одиночестве, о страшных противоречивых чувствах, обуревающих душу и сердце. Ведь все мы рождаемся с одной и той же невысказанной просьбой на губах: “Любите меня, пожалуйста, как можно сильнее!” А что прикажете делать, когда любовь переливается через край, а отдать ее некому?! Одни отталкивают тебя неосознанно, из добрых побуждений ломая всю привычную картину мироздания. Другие – потому что ты им попросту не нужен, и никогда нужным не станешь. Нежность, забота, привязанность, перебродившие в собственном соку и не нашедшие выхода, становятся самым мучительным и жестоким ядом.
Смех, подобно ручейкам разлившийся в воздухе, содержал в себе изрядную долю безумных нот. Закружившись под струями дождя в доселе неизвестном танце, улыбнуться на прощание серебристой молнии, филигранно раскроившей небеса и врезавшейся прямо в седые от пены волны. И, разбежавшись, сделать долгий шаг в пустоту. Потому что там, под поверхностью воды, исчезают все посторонние звуки. Потому что только там можно научиться спокойствию. Вне пределов пространства и времени, да успокоится неугомонное сердце моё. Аминь.

Я учусь грустить, улыбаясь
Слишком много печальных историй
Разветвляясь и пересекаясь
Все они ведут в крематорий. © Fleur, «Пепел»

Близка неизбежность. Так мало любви, так много слов.
Совершенная нежность превращается в совершенное зло.
Отвергая законы природы,
Стоит у перил моста
Безумно глядя на воду,
Совершенная красота… (с) Flёur

Промозглый ветер с Хурона дышал рассветными туманами, дымными облаками небесных костров, шепотками беспокойных привидений. Небо, затянутое плотными брезентовыми тучами, рыдало унылым моросящим дождиком, превращая чудные мозаики мостовых в печальное подобие обыкновенного мокрого асфальта. Люди, плотнее кутаясь в тёплые осенние лоохи, пытались как можно быстрее проскочить доступный всем ветрам мост, дабы укрыться в лабиринте изломанных улиц. Золотистые отблески окон жилых домов и уютных трактиров призывно мерцали сквозь запрудившую воздух молочно-белую мглу. Туман был настолько ленивым и густым, что даже порывы резкого ветра, без усилий подхватывающие тюрбаны зазевавшихся прохожих, не могли заставить его покинуть пространство над свинцовыми водами реки.
Холод, сырость и меланхолический дождик не пугали еще одного человека, прозрачный силуэт которого легко терялся в белоснежных туманных объятиях. Судорожно сцепив побелевшие пальцы, молодая стройная девушка в тонкой серебристой скабе стояла около перил моста, толи ожидая кого-то, толи прислушиваясь к голосам неуспокоенных душ. Ветер немилосердно растрепал ее волнистые, отливающие багрянцем волосы, которые, потяжелев от дождя, опали на ее плечи подобно бархатному плащу. По бледным щекам незнакомки проложили дорожки непрошенные слезинки, которые, подхваченные ветром, с тихим шипением падали в воду за ее спиной, неразличимые в общем перестуке дождевых капель.
Этот мост был ее излюбленным местом в Ехо, а Ехо был ее любимым наваждением. Здесь, затерявшись среди бесчисленных добродушных граждан, она не чувствовала себя так одиноко. Город принимал ее как родную, как равную, позволяя на несколько часов окунуться в атмосферу придуманного Рая. И пусть для жителей невысоких просторных домов она была лишь призраком, тенью, способным существовать только вблизи Сердца Мира, именно здесь израненная душа обрела настоящее спокойствие и умиротворение.
Высоко подняв голову, она ловила ресницами сладкие, тяжёлые небесные слёзы, чему-то бездумно улыбаясь. Ее печальные глаза смотрели сквозь, а длинная, абсолютно сухая юбка хлестала по босым ногам.
- Эй…
Робкое, почти невесомое касание чужой руки заставило девушку вздрогнуть всем телом. Круто развернувшись, она встретилась перепуганным взглядом с высоким пепельноволосым юношей в чёрных нездешних одеждах. Молодое, неестественно бледное лицо, на котором особенно выделялись глубокие, тёмно-синие глаза цвета грозового неба, показалось ей смутно знакомым. Будто в одном из своих снов она уже встречалась с ним, но успела прочно позабыть об этом. Нерешительно улыбнувшись, странный парень снял непромокаемый плащ, похожий на средневековую мантию опального принца, и набросил неожиданно тёплую ткань на плечи девушки.
- Пойдем. Я так долго ждал тебя.
Задумываться над этими словами ей ужасно не хотелось. Какая, в сущности, разница? Ведь это ее сон, и в любой момент она сможет пробудится. Правда, сейчас ей особенно хотелось досмотреть чудесное сновидение до самого конца. Вложив прохладную ладонь в протянутую руку юноши, она медленно пошла за ним, совершенно не удивившись, когда они перешагнули через перила моста и углубились в бездну клубящегося пара.
***
В ином мире, находящемся в сотне световых лет от Ехо, тихо вздохнули и в одночасье умерли некрасивая девушка с прекрасной душой и седовласый, умудрённый прожитыми годами поэт с глазами цвета грозового неба.

Кто-то мчался, падая с ног, плыл против течения, ехал на красный
Просто чтобы сказать, что всё будет хорошо, что всё не напрасно,
Но ошибся дорогой, не рассчитал траекторий полёта
И мне так понравилось быть для тебя этим кто-то… (с) Flёur

Как-то... Как-то странно. Эволюция печали, вот что это. Когда вместо тёмных грозовых туч, затянувших небеса и готовых чуть что излиться потоком жуткой агрессии, ругательств и членовредительства остаётся лёгкое белое облачко настолько чистой прозрачной грусти, что ее присутствие становится даже приятно.
Ты мой самый любимый наркотик.

Тысячи унылых плакальщиц в серых застиранных одеждах собрались над моим городом, дабы излить неумелую, но похвально искреннюю скорбь волнами холодного, секущего дождя. Полы их одеяний закрыли небеса от и до горизонтов, и когда поезд проезжает по мосту, кажется, будто едешь сквозь вязкий молочный кисель. Колючие ледяные слёзы без устали бьют по мокрому асфальту и зонтику, заглушая негромкие переливы музыки в наушниках. Ветер, игривый до крайней жестокости, так и норовит пробраться под одежду, лаская озябшую кожу своим невесомым дыханием.
А по ночам они плачут снегом. Застывшие капли, до того солёные, что всего лишь немного горчат, веером вьются вокруг фонарей, укрывая молчаливые деревья кружевным белым саваном. Ветки, степенно колыхаясь, царапают оконное стекло, будто острыми ногтями проводишь по классной доске.
Сам воздух становится тяжелее, и ему не так просто проникнуть в сжатые лёгкие. Кровь потихоньку отвыкает воспринимать кислород, и по венам начинает течь концентрированный раствор никотина.
Влага оседает на ресницах, и мир предстает перед глазами словно через паутинку, обильно политую утренней росой. Мир дробится по числу одиноких увенчанных зонтиками фигур, похожих на зыбкие тени, сотканные из дыма. Тронь, позови - и исчезнут. Они спешат куда-то в тёплые уютные дома, и тёмные провалы окон внезапно загораются золотистым отблеском электрической свечки. Только одну тень никто не ждёт. А потому ей незачем вновь превращаться в человека. Ее зачаровали переливы фонарных огней на мокрых волосах, выбившихся из-под шляпы, приковал к себе мелодичный перестук дождя, укрыл в объятиях ветер, уже не кажущийся холодным.
читать дальшезамороженными пальцами в отсутствие горячей воды.
замороженными мыслями в отсутствие, конечно, тебя.

Осторожно, много негатива. Кому не нравится, когда на него шипят и тяфкают, может не читать.

читать дальшеНаверное, куда больше, чем девушки, говорящие "прівєєт" и "діскацєка" меня бесят понты и пафос. Причём в любом виде и любом месте. У меня начинается нервный тик, когда я вижу напонтованную молодежь, выпускающую из носа дым тонких ментоловых сигареток, я ненавижу слушать пафосные речи, посвящённые запредельно высоким для моего скудного разума материям, я категорически не перевариваю, когда некий индивидуум начинает вести себя, будто ему только вручили титул "мистер Вселенная", а о прочих можно и даже показано сколь угодно вытирать ноги.
Меня совсем не радуют такие симптомы, как понты в виртуале. Ну конечно, тут куда легче выглядеть (хотя бы выглядеть, я уже и не заикаюсь о том, чтобы быть) желанным образом. Какой смысл усиленно делать из себя то, чем ты не есть? Чем у тебя нет ни малейших шансов стать? Это смешно. Это злит.
Ах, да. К чему это я. *предложение стёрто*