За окном у меня - фонари и звезда. Темнота, пустота и немного луны. Воздух пахнет грозой, закипает вода, Пусть приснится l'espoir и немного весны. des merveilles du quotidien.
Утром нашёл в себе температуру. Или она меня нашла. Кашель всё не хотел меня покинуть. Мы с ним уже неделю вместе, и я считаю, что это слишком долгий строк для мимолётного увлечения. Днём мотался по городу, это не заслуживает внимания. Это скучно. Зато вечером пил восхитительно-сладкий чай с земляникой и сливками, из большой коричневой чашки, с печеньем и моим любимым шоколадом. Мне дали таблетку от простуды, назвали молодцом и погладили по головке. Потом час спал, потому что не нашел в себе ни капли сил. Только что проснулся. Где я? What's up, people?
Сидел нынче в офисе и занимался тем видом бесполезной деятельности, что у меня лучше всего получается - мечтал и смотрел из окна на голубей и падающие листья. Я заразился настроением заката. Хотелось бы увидеть, как солнце будет тонуть в бескрайних рыжих небесах, а на его фоне будут пламенеть засыпающие деревья. Хотелось бы чувствовать под ногами мокрый холод асфальта чужих городов, свежесть ветра, который скорее всего пахнет совсем иначе, чем здесь и сейчас. Хотелось бы, чтоб тёплый пар из кипящего чайника, чтобы много шоколада (чёрно-белого, горького, самого-самого), чтобы тихая музыка и тихие слова. Чтобы твои глаза улыбались, Дождливая, чтобы не пришлось думать о следующих фразах, чтобы они появлялись сами как короткие письма, нарисованные толстым маркером на снежной бумаге в окне. Чтобы ночной дождь бил в бубен, чтобы можно было сделать из прозрачных капель для тебя ожерелье. "Просто друзья" часто бывает совсем не просто. Наверное, мне достаточно будет просто посмотреть на тебя, услышать, как ты поешь припев "Сияния", взять тебя за руку, чтобы понять, насколько истинны мои чувства к тебе. Иногда я боюсь, что случайно тебя выдумал. Что я приеду, и не увижу ничего, кроме призрачного облака, растаявшей мечты. Боюсь, что ты когда-то приснилась мне, и я, полюбив этот сон, слишком не хотел, чтобы он заканчивался.
These chords are old but we shake hands Cause I believe that they're the good guys We can use all the help we can So many minor chords outside I fell in love with your sound Oh I love to sing along with you We got tunes we kicked around We got a bucket that the tunes go through
Babe we both had dry spells Hard times in bad lands I'm a good man for ya I'm a good man
Last night there was a horse in the road I was twisting in the hairpin My hands held on my mind let go And back to you my heart went skipping I found the inside of the road Thought about the first time that I met you All those glances that we stole Sometimes if you want them then you've got to
Babe we both had dry spells Hard times in bad lands I'm a good man for ya I'm a good man
They shot a Western south of here They had him cornered in a canyon And even his horse had disappeared They said it got run down by a bad bad man You're not a good shot but I'm worse And there's so much where we ain't been yet So swing up on this little horse The only thing we'll hit is sunset
Самая горькая и разрушающая мысль формулируется словами "куда мне до...". Даже не зависть, а унылая обречённость, осознание, что завидовать совершенно бессмысленно, что N ни жарко, ни холодно от того, какие чувства ты испытываешь, что стать таким же нет абсолютно никаких шансов и даже пытаться не стоит. Ух как ненавижу такие мысли. Только тем бы и занимался, что их ненавидел. Это только кажется, что быть собой очень просто. Умереть может каждый, а ты попробуй, поживи!.. *** А теперь о позитивном. Осталось примерно 25 дней до горячего чая с мёдом. Любовь - это когда ты ставишь на пароль имя любимого человека и хочешь всем об этом рассказать.
Я распространяю позитив и инфекцию. С моего лица не сходит улыбка счастливого идиота, а кашель приобрёл более тяжёлую форму, добравшись до... Чёрт, не знаю, до чего. Просто теперь у меня еще и болит в груди. Да, и еще - нынешним утром я наконец-то перестал думать о том, как классно было бы покурить. Нулль-никотиновая диета наконец-то принесла результаты.
Плакало небо, от счастья плакало, всю ночь и до рассвета. Плакало холодом, оцепенением и горечью, и капли дождя были такими пронзительно-светлыми, что казалось, будто в моем мире наконец-то выпал ванильный снег. Он скрыл уродство, скрыл тёмные полосы встреч и белые саваны расставаний, он мягко обнимал землю и засыпал под шелест нежного радужного ливня. Фонари светят ярче и короче звёзд, и в ореолах бледного нерешительного света я видел алмазные россыпи, океаны в ямах и неровностях асфальта, хрустальные ручьи, несущие вдаль белые кораблики рваных газет с портретом Яценюка. Метро перестало ходить час назад, водители маршруток видели седьмые сны на продавленных диванах, а у меня было две полоски батарейки на экране плеера, промокший плащ и жёлтые листья, водопадом ниспадающие на глупую голову. Мои волосы вьются от воды, мои мысли вились между стройными силуэтами каштанов, и заманчиво светили вдалеке тёплые огоньки домов, где кто-то пишет конспект, кто-то читает Фрая, кто-то любит жену, а кто-то - жену соседа. Мой путь был прямым и однозначным, он повторял изгибы белой линии посередине дороги, а где-то на другом конце земли только-только просыпалось солнце, зажигая небосводы алым багрянцем. Не единожды я был слишком счастлив, чтобы бояться смерти, но лишь один раз шагал с ней рука об руку, вглядываясь в ее бездонные как море зрачки. Утром я обнаружил в себе иссушающий кашель, в сумке - отсутствие зонта, а в глазах - проблески теней, которые заползли туда, прячась от ливня. Зеркало сказало, что моя улыбка может быть жестокой, а по утрам оно боится моих взглядов.
Зачем, спрашивается, так часто, срываясь с места, с безумной надеждой, что да, что есть? Ведь нету, никогда. Схлынуло и нет. Много других дел, много другой жизни. Несоразмерно мало меня. И-диииии-от. Я просто болен. Истина прежде всего в том, что от мыслей, которые никуда не выплеснешь, у меня болит голова.
Сновидел тишину. Настолько всеобъемлющую, тёмную и невозможную, что потерялся в ней. Растворился в первозданном беззвучии, растёкся по полу океанами горячих пенных слёз, разлетелся по стенам острыми брызгами. От меня осталась крохотная частичка, которая трепетала от страха и пыталась кричать, чтобы услышать хоть что-то, кроме тяжёлой вибрации тишины в барабанных перепонках. Я же стал водой. Я плескался между скал, покрытых налётом соли, я чувствовал в толще себя шевеление плавника самой маленькой рыбки, я ощущал ласковое прикосновение ветра и пытался отпрянуть от его прохладных пальцев. Я был огромен и спокоен, важен и невероятно напыщен. А затем пошел дождь. Я не видел приближение облаков, я и самих облаков-то не видел. Небо было кристально-чистым, и с высоты на меня смотрело Солнце, и плакало обжигающими слезами. Моя поверхность покрывалась зыбкой рябью, и от каждой капли оранжевой раскалённой влаги я раздражённо фыркал и выпускал тонкую струйку пара. Мне не нравилось такое поведение, неподобающее Солнцу. Я просил его перестать, оно улыбалось и продолжало горько рыдать и посмеиваться. И внезапно я услышал эрху. Мелодию, которую ранее не встречал никогда, равной которой нет. Я замер, забыв обо всём на свете, и Солнце тоже заслушалось и успокоилось. Я слушал, и мне ужасно хотелось танцевать. Высокие волны бежали по поверхности меня, и одна из них, взметнувшись выше края небесного, обдала брызгами Солнце, которое не замедлило погаснуть. И тут же музыка оборвалась, а я падал куда-то вглубь, в темноту и могильный холод, унося с собой последнюю словленную горячую каплю.
Я хотел поговорить о жёлтых листьях, о растоптанных каштанах, о тёплом солнце и шаловливом ветре, о лёгких шагах и дыхании, которого всегда не хватало, о любви, которая словно вирусы передается воздушно-капельным... Но вдруг обнаружил, что всё было сказано до меня. Поэтому я взял гитару и пошел учить эту песню. Разбудите, когда закончиться сентябрь и снова придут дожди, падающие со звёзд и пропитанные моей болью. Я никогда не забуду что потерял, но всё же разбудите меня, когда закончиться сентябрь.
Девушка с такой же футболкой Эпидемии как и у меня стояла и засыпала в метро, успев кинуть на меня один-единственный неопределенный взгляд. Она вышла на тот же выход, что и я, шла так медленно, что я смог догнать ее, и выйти через двери, которые она придерживала. Мы поднялись по ступенькам, опять же - нам в одну сторону. А потом она свернула налево, я же пошел направо. А должен был пойти за ней. Идиот.
Paradise Lost приедет в Питер, я приеду в Питер, в Питер приедут дожди и пряная сырость, на окнах по утрам будет туманная поволока из миллиардов капелек, будет гореть уютная красная лампа на столе за ноутбуком, будет горячая, приторно-сладкая камра, длинные письма будут летать и летать между почтовыми ящиками, музыка будет тихой и нерешительной, гитара будет расстроенной и забытой, шоколад - горьким, а печаль - тёплой как пушистый плед, как пушистый толстый кот. Даже стихи, полагаю, будут писаться охотнее и легче, будут падать на линованную бумагу прекрасными, идеальными кляксами, стекать по пальцам и венам, как белый речной песок.
И где-то хлопнет дверь. И вздрогнут провода. Привет... Мы будем счастливы теперь, и навсегда...
Это невероятнее невероятного. Апатия, чернота и серость сменяется радостным удивлением, свойственным только детям и умалишенным. Небо, по-утреннему светлое, всё в разводах облаков цвета топленого молока, шелест листвы, ветер, шевелящий волосы на больной голове, ощущение легкости и легкого опьянения без алкоголя... Черт, это круто. Я смотрю на свои пальцы, измазанные в чернилах, на белый шрам вокруг безымянного, на запястья, полускрытые браслетами из ниток, которые мне сплели... Друзья. У меня есть друзья. Есть люди, которым я дорог, которые, если понадобится, развеят над морем мой прах. И это круто. Я смотрю на прохожих, уже не весенних, но осенние улыбки ничем не хуже прочих. Я смотрю на детей, заполонивших качели и маленькие горки. Я смотрю на бездомных котов, которые мурлыкают и ластятся к рукам. Я смотрю высоко, и веревки, связывающие меня, становятся тонкими и резиновыми, радужными и сверкающими. Я больше не смотрю на часы.
Филипп Анисимов, пропащий мечтатель, неудавшийся студент. Синяки под глазами - признак бессонницы. Филипп любит, когда на подоконник налетает стая голубей, очень крепкий чай с мёдом, рисовать смайлики на тыльной стороне ладони и вертеть колечко с ключами на мизинце. Филипп не любит, когда заканчивается шоколад, когда у девушек выглядывают трусы из низких джинсов, не спать всю ночь из-за насморка и привычку гитарных струн рваться в самый неподходящий момент. В этот же самый момент резкий порыв ветра разметал кучу жёлтых листьев каштана, и мадам Осень заплясала по мокрому асфальту, оставляя за собою длинный шлейф и смеясь особым, шелестящим таинственным смехом.