Плакало небо, от счастья плакало, всю ночь и до рассвета. Плакало холодом, оцепенением и горечью, и капли дождя были такими пронзительно-светлыми, что казалось, будто в моем мире наконец-то выпал ванильный снег. Он скрыл уродство, скрыл тёмные полосы встреч и белые саваны расставаний, он мягко обнимал землю и засыпал под шелест нежного радужного ливня.
Фонари светят ярче и короче звёзд, и в ореолах бледного нерешительного света я видел алмазные россыпи, океаны в ямах и неровностях асфальта, хрустальные ручьи, несущие вдаль белые кораблики рваных газет с портретом Яценюка. Метро перестало ходить час назад, водители маршруток видели седьмые сны на продавленных диванах, а у меня было две полоски батарейки на экране плеера, промокший плащ и жёлтые листья, водопадом ниспадающие на глупую голову. Мои волосы вьются от воды, мои мысли вились между стройными силуэтами каштанов, и заманчиво светили вдалеке тёплые огоньки домов, где кто-то пишет конспект, кто-то читает Фрая, кто-то любит жену, а кто-то - жену соседа.
Мой путь был прямым и однозначным, он повторял изгибы белой линии посередине дороги, а где-то на другом конце земли только-только просыпалось солнце, зажигая небосводы алым багрянцем. Не единожды я был слишком счастлив, чтобы бояться смерти, но лишь один раз шагал с ней рука об руку, вглядываясь в ее бездонные как море зрачки.
Утром я обнаружил в себе иссушающий кашель, в сумке - отсутствие зонта, а в глазах - проблески теней, которые заползли туда, прячась от ливня. Зеркало сказало, что моя улыбка может быть жестокой, а по утрам оно боится моих взглядов.