Серым пеплом омыты чудные сказания
О воротах сквозь ночь, о туманах нетронутых,
О твоих чёрных розах, о твоих чёрных розах.

Тяжел крест, осенённый обетом молчания
И горька сила клятв, с вязкой болью исторгнутых,
Что забуду о розах, о твоих чёрных розах.

Как кивали бутонами, кровью умытые,
Сладострастною тёплою негой заломлены
Твои чёрные розы, твои чёрные розы.

Как сияли снежинками стёкла разбитые,
И как рвалися ввысь, величавы, несломленны
Твои чёрные розы, твои чёрные розы.

Стены хладного замка под лозами спрятаны
И короною спутанной трон твой увенчанный
Что весь чёрен от роз, от твоих чёрных роз.

Сетью призрачной крики бесстыдные спутанны,
И еще один раб с смертью жадной обвенчанный.
Он весь чёрен от роз, от твоих чёрных роз.

Небосвод перечёркнутый бликами алыми,
Лик дрожащей луны беспардонно исколотый
Злыми чёрными розами, злыми чёрными розами...

Порог горницы выстелен листями палыми,
И, как дань пустоте, саван траурный сколотый
Злыми чёрными розами, злыми чёрными розами...



Пурпурная луна всходила, оставляя за горизонтом семь солнц, уже отгоревших свое на сегодня, и отбрасывала мягкие багряные блики на стеклянные глазницы погасающих окон замка. Черная Роза, с лепестков которой капала густая темная кровь, била тонкими шипастыми черными корнями по серебрящейся поверхности жидкого хрусталя. Иногда кровь брызгала из мест сращения лепестков струйками и фонтанчиками, тогда она летела в стороны и попадала на лицо Герцога.
Безумный Герцог сидел в мягком кресле, сжимая бледными голубоватыми руками подлокотники, обитые черным бархатом. Он пил чай из фарфорового сервиза.
Рядом притулился верный герцогский карлик. У него были прищуренные голубые глаза и большой горб на спине. По совести говоря, карлик был чересчур уродлив, чтобы вызывать улыбку, а посему состоял при Герцоге кем-то вроде Левой руки, второго Советника.
Впрочем, у Герцога существовал и тот, кто был его Советником официально и на полных правах. Он стоял за креслом, этот рыжеволосый палач, давно ставший столь же безумным, как и его господин, и перебирал длинными узловатыми пальцами бесконечные черные волосы Герцога.
Роза бесновалась, пронзая хрустальную гладь, а карлик вещал противным тонким голосом:
- Нам бы, Ваше Сиятельство, чрезвычайно не хотелось, чтобы Вы нас столь безвременно покинули. Так ли это неизбежно, сир?
- Рядом со мной нет места неизбежности, - усмехнулся Безумный Герцог. – Думай, что говоришь, Брысь.
- Простите, простите великодушно, Ваше Сиятельство, - проворно раскланялся Брысь. – Я просто заранее тоскую по Вам. А что думает Освальд?
Освальд, подобный мрачному готическому изваянию, замер за спинкой кресла. Прозвучал его голос, пронзительно-резкий и режущий слух.
- Я думаю, Вам нужно уйти сейчас, Эрцгерцог.
Брысь в отчаянии подпрыгнул на месте. С уродливо бугристой головы свалился колпак, украшенный бубенцами, и утонул в озере, на мгновение поверхность хрусталя замутилась и на благородном породистом лице Безумца нечетко проявились очертания костей черепа. Глаза провалились вглубь, щеки впали, кожа натянулась. Карлик получил жестокий удар под дых острым носком черного сапога и отлетел к краю... Освальд с быстротой молнии метнулся вперед, чтобы подхватить его – движения Советника казались тягуче медленными. Но не успел Брысь отдышаться и начать благодарить:
- Спасибо, Ос...
...как его со злобой подняли в воздух и швырнули в стену-скалу. Карлик закашлялся и едва сумел встать, когда до его огромных ушей, покрытых сероватой шерстью, донесся обрывок дальнейшего диалога между Освальдом и Герцогом.
- ... лучше уйти сейчас, мой Господин.
- Ты вздумал от меня... избавиться, Советник?
- Ни в коей мере, сир, я лишь боюсь, что...
- Она победит меня? Ты глуп Освальд, - в голосе Герцога послышалась укоризна и последовал глухой удар. Затем Освальд проговорил, чуть более хрипло:
- Да, мой Господин. Но я предан вам. Вы не смеете это отрицать.
- Угрожаешь мне?
- Нет, сир, - глухо пробормотал Освальд, сжавшись у ног Эрцгерцога. – Простите, сир.
- Итак, в скором времени я вас покину, однако мне, разумеется, стыдно было бы оставить вас без даров. Мы ведь больше никогда не увидимся.
Голос Его Сиятельства был спокойным, однако в нем сквозила такая вселенская всепоглощающая ненависть, что не заметить ее значило бы совершить свой самый ужасный промах в жизни. Возможно, последний, для тех, у кого о Герцоге складывалось неверное впечатление.
Багряная луна сияла так ярко, что кровь в ее лучах казалась черной, два тонких корня Розы оплелись вокруг тонких изящных щиколоток сидящего в кресле. Брысь подполз к креслу, тихо хныча. Он любил Эрцгерцога и не хотел, чтобы тот уходил. Любил Безумца и Освальд, сейчас в бессильной молчаливой злобе скрежещущий длинными острыми ногтями по ножке кресла, в неверном свете напоминающего трон.
- Пурпур – цвет величия... Я думаю, вы оба знали – этот момент рано или поздно придет. Поэтому не вижу причин для дальнейших слез и прощаний, я хотел бы их избежать. Освальд, властный и жестокий, даром тебе станет мой замок. Распорядись им так, как захочешь, ты всегда хотел им завладеть, я знаю... – Освальд вздрогнул и побледнел, еще ближе прильнув к ноге Герцога.
- Брысь, тебе отдаю свое кресло. Ты мечтал почувствовать себя мной, тем более ты жалкий меркантильный уродец, так что мебель тебе пригодится.
Карлик чуть не завыл, но из боязни снова получить сапогом только в отчаянии схватил себя за уши и стал нещадно их трепать. Тем не менее молча.
Герцог замолчал. Его зеленые глаза, такие загадочные и очаровывающие, сверкали, как два драгоценных изумруда. Луну закрыло облаком и Властитель с ужасом ощутил, как оплетают эти желающие его тело и душу корни царственные запястья, внутри у него все похолодело, но лицо оставалось таким же бесстрастным.
- Господин, мы... – ни у Освальда, ни у Брыся слов не нашлось. Они преданно смотрели на Эрцгерцога, каждый думая у своем, когда внезапно за их спинами поднялся огромный стебель, с грозными шипами, на конце каждого из которых, на самом острие зацветала роза. Там, где полагалось быть цветку, распустилась огромная пасть лепестков, жаждущая и дышащая кровью. Лик Безумного Герцога потерял все краски, когда он почувствовал, что с ним сделали.
- вы... Вы меня обманули?! – почти взвыл невозмутимый Властелин, пытаясь освободиться из хватки корней, почти выламывая себе руки, зеркальная поверхность озера вздыбилась, проступили очертания камней на дне. Оно выходило из берегов. Однако внезапно раздался грохот и камни вместе с дном провалились куда-то вниз, открывая чернеющий зев Неизвестности. Все так и должно было быть, и к этому Властелин оказался готов.
- Да, обманули, Ваше Сиятельство, - повинился Освальд, едва скрывая улыбку на тонких губах, когда выступила на них кровавая пена – толстый стебель обвил его вокруг талии и стиснул так, что тот чуть не захрипел, прикусив себе язык.
- Обманули, обманули! – счастливо в ужасе верещал Брысь, приплясывая на месте, почти распятый тонкими лозами, разводящими его нервно дергающиеся руки и ноги в стороны.
- Да как... как посмели?!! – Эрцгерцог ощутил, что вместо холода, призванного облечь все его тело после жуткого обряда, он чувствует тепло тел тех, кого деловито приматывали к его собственному торсу ужасные стебли Черной Розы.
- Мы любим Вас, - прошептал ему Освальд – его губы оказались у самого уха Властителя, и тот отчетливо слышал каждое слово. – Да-да, любим Вас. Хоть Вы и запрещали.
- А зря, - буркнул Брысь, цепляясь за ногу Герцога с другой стороны. – Запреты только усиливают...
Что именно, он недоговорил. Их поволокло вниз, туда, где уже исчезли камни на дне озера. И само озеро.
Что именно хотелось сказать Безумцу на эту короткую отповедь, уже не узнал никто. Каменный зев захлопнулся и из тонкой щели вырвалась кровь, как из порезанной вдоль вены. Потом наступила тишина.
Луна вышла из-за туч, осветив пурпурными лучами каменный пол, тонкие трещины на земле и обломки черного кресла- трона, уничтоженного кровожадной Черной Розой. Которая теперь, хотя, кажется, и получила свою кровавую дань, отчего-то медленно засыхала прямо на земле, источая удушливый терпкий запах.