Пепельноволосый юноша в чёрном пальто и забрызганных туфлях тихонько отмерял потрескавшийся асфальт неизвестно какой по счёту и названию молчаливой улице. В воздухе сквозил тончайший аромат выхлопных газов, вездесущие микробы искусно маскировались под безобидную пыль, поэтому серый шарф машинной вязки закрывал его лицо до самых глаз, самых-самых холодных глаз. Бездонные зрачки окружали светлые озерца, до дна обратившиеся в толстую ледяную корку. Когда-то в них плескались среброхвостые рыбки, сновали смешинки, убегающие от солнечных зайчиков, но сейчас в этих глазах поселился космический холод и сестра его, имя ей Пустота.
Его озябшие пальцы судорожно стискивали пышный букет коричневых листьев. Когда-то они были красочными, прозрачными и умели летать, их собирали дети, ими украшали волосы, они устилали все заброшенные дворниками дорожки в пустынных парках. Теперь их брезгливо сгребают в кучи. Они растеряли всю свою красоту.
Людей вокруг него всё меньше и меньше, солнце давно уже спряталось за горизонт, где у него, без всякого сомнения, есть уютная маленькая квартирка на 16-м этаже, мягкий диван и старенькая кофеварка. Все спешат домой, никто почему-то не хочет подолгу бродить под звёздами, которые попрятались за тучи, все как одна. В моду входят тёплые коты, пронизывающий до костей ветер стал безраздельным властелином окутанных тьмою улиц, изломанных или же прямых как линия на схеме, прочерченная со словами "Сделаем так, товарищи!"
Он очень одинок, и дабы не быть одиноким хотя бы в этих ощущениях, заставляет всех подряд чувствовать себя забытыми, ненужными и покинутыми. Иногда он плачет, и небо плачет вместе с ним. Целыми днями он сидит на мокрой скамейке, пинает промокшими ногами бурые полусгнившие листья и плачет-плачет-плачет. Но когда он вдруг улыбается, его улыбка оказывается удивительно светлой, тёплой, полной затаённой нежности, его редкие, робкие улыбки люди обожают куда сильнее, чем неутомимый заливистый смех.
Имя ему Ноябрь.